по мотивам джатаки

Рассказывают, что некогда у одного царя родился сын, похожий на молоденький месяц, такой от него изливался нежный свет. У всех, кто на него смотрел, становилось светло на сердце. Так и назвали царевича Сутасомой, что значит: изливающий лунный свет.
      Царевич подрастал. И как месяц достигает полнолуния, так его красота, доброта и мудрость достигли своего совершенства. Царь-отец еще при жизни возвел сына на престол, а сам жил рядом с ним, радуясь и дивясь его мудрости, справедливости и умению править страной.
      Молва об удивительном царевиче разнеслась по всему свету, и многие знаменитые мудрецы приезжали посмотреть на царевича и побеседовать с ним. Приехал однажды один замечательный старец. Чтобы послушать изречения этого старца, люди проделывали далекие путешествия. Сутасома принял его в своем саду.
      Кругом разносились тонкие ароматы, нежная музыка вторила птичьему пению; деревья свешивали усыпанные цветами ветви. Беседа еще не началась, как вдруг за стеной сада раздались крики ужаса и отчаяния. А затем в сад вбежали слуги царевича со словами: "Спасайся, о Сутасома! К нам ворвался людоед Калмашапада. Наше войско рассеяно..."
      Про этого Калмашаладу говорили, что он был рожден от человека и львицы, его сравнивали с самой смертью. Он поклялся злым ракшасам , что во славу их поймает и сожрет сто царевичей. Девяносто девять царевичей он уже набрал, а сотым должен был стать Сутасома. "Спасайся, о Сутасома, спасайся!" – кричали слуги.
      Но Сутасома не выказал ни малейшей тревоги. Он сказал: "Если Калмашапада пришел к нам в гости, нам следует почтить гостя". И он вышел навстречу пришельцу и увидел человека, подобного громадному зверю, который преследовал бежавшее войско. Грязные одежды людоеда развевались во все стороны, на голове была повязка из мочалы, глаза его вращались свирепо и яростно.
      – Послушай, вот я, – сказал Сутасома, – к чему заниматься избиением неповинных? Он стоял один, безоружный. – Это ты – Сутасома?! – воскликнул Калмашапада. – Тебя-то я и ищу, – и, перекинув царевича через плечо, побежал в свое царство.
      Там он бросил его в темницу и сказал:
      – Теперь все в сборе. Хороший будет костер! Ну, может, вы хотите попросить меня о чем-нибудь?
      Тут все девяносто девять царевичей упали на колени и стали молить, чтобы он сжалился над ними и отпустил их. Людоед взглянул на Сутасому, стоящего молча.
      – А тебе что, жить не хочется? Почему ты не просишь о помиловании?
      – Милости я от тебя не прошу. Но если бы ты поверил мне в долг, я был бы тебе благодарен и долг вернул бы.
      – Какой долг? – удивился людоед.
      – Отпусти меня на три дня, чтобы я мог побеседовать со своим знаменитым гостем. Я послушаю его изречения и через три дня вернусь.
      Людоед расхохотался.
      – Эти хоть не хитрят, – сказал он, – людишки как людишки. Нет такого существа, которое не дрожало бы, когда его убивают. Но о тебе слава идет, что ты особенный, не такой, как все. Вот и видно, что не такой!
– Я вернусь, – сказал Сутасома, – я у тебя в долгу. А долги я отдаю.
      "Бахвал и лжец, – подумал Калмашапада. – Что ж, пускай удирает. Я поймаю еще не одного царевича, зато все увидят, чего стоит этот хваленый праведник. Да, все люди одной породы". Вслух же он сказал:
      – Иди, да возвращайся поскорее. А я тем временем приготовлю костер.
      Сутасома ушел. Но каково было изумление людоеда, когда ровно через три дня он вернулся.
      – Почему ты вернулся? – мрачно спросил сын львицы.
      – Потому что обещал. Это был мой долг, – сказал Сутасома. – Теперь можешь меня съесть.
      – Костер еще окутан дымом, а мясо вкусно только без дыма, – проворчал Калмашапада. – Побеседуем сначала. Ты все-таки ответь: почему ты вернулся?
      – Я же тебе ответил, почему.
      – О тебе идет молва, что ты правдивый и мудрый. Ну – правдивый, это, кажется, так. Но мудрости в тебе ни капли! Отпущенный, чтобы жить, ты возвращаешься, чтобы умереть?!
       – Есть две мудрости, – ответил Сутасома, – звериная и человеческая. Я живу по человеческой, и тебе ее не понять.
      – Не понять? Это почему же?! – сын львицы был задет. – Я доблестней и сильнее тебя, а ты со мной разговариваешь, как с низшим. В любую минуту я могу тебя съесть.
      – Я знаю. С тем и пришел. Ешь.
      – Ешь... ешь... Я хочу сперва понять тебя. Расскажи, о чем вы говорили с мудрецом. Что за мудрость у него такая особенная?
      – Нет, этого я тебе не скажу, ты этого не поймешь.
      – Но я ведь... – Калмашапада хотел опять пригрозить, но спохватился, что Сутасома угроз не боится. Тогда он сказал: – А если я отпущу тебя, тогда скажешь?
      – Нет. Таких бесед не ведут с людоедами.
      – Ты не можешь за свою жизнь заплатить какими-то словами?!
      – Эти слова стоят целой жизни, они не для того, чтобы утолять любопытство людоеда.
      – Послушай, странный человек, – сказал удивленный Калмашапада. – А если я отпущу всех моих пленных, девяносто девять царевичей?
      – Очень бы я хотел видеть пленных на свободе. Но понять мудрость этих слов ты все равно не сможешь. Они тебе покажутся пустыми, и со злости ты снова изловишь всех и еще сотню других. Ничего я тебе не скажу. Делай со мной, что хочешь.
      – Да как ты смеешь?! Я хочу! Я приказываю! – закричал Калмашапада, а Сутасома сказал:
      – Послушай, кто у кого в плену? Я в твоей власти – и спокоен. А ты мой властелин – и выходишь из себя.
      Калмашапада замолчал. Долго сидел он молча, а потом спросил:
      – Неужели ты не знаешь страха? Неужели тебе не жалко царского сана и самой жизни?
      – Жалко, но я знаю то, без чего и жизнь, и царский сан не имеют смысла. Вот этим я и дорожу. Но этого я никогда не потеряю, и потому мне нечего бояться.
      – Да что ж это такое?!
      – Я сказал: тебе этого не понять.
      Тогда Калмашапада провел Сутасому в свой дворец, велел слугам принимать его, как гостя, а сам ушел. Три дня не приходил он, и слуги говорили Сутасоме, что их царь не ест и не пьет, мечется, как зверь в клетке, а потом вдруг затихает и задумывается. Такого с ним никогда не бывало. И вот к исходу третьего дня Калмашапада вернулся.
      – Возьми ключи, – сказал он, – открой темницу и выпусти пленных.
      – И ты ничего не потребуешь от меня взамен?
      – Нет, не потребую.
Сутасома взял ключи и выпустил всех пленных, а потом вернулся к сыну львицы и сказал:
      – Теперь слушай первое изречение моего друга мудреца:

ТОЛЬКО ТОТ, КТО ДЕЛАЕТ ДОБРО БЕСКОРЫСТНО, МОЖЕТ ПОЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ЧЕЛОВЕКОМ.

      – Да, я жил до сих пор, как живут львы и тигры, не задумывался и не мучился. А чувствовать себя человеком – это, оказывается, такая мука!
      – Может, лучше вернуться к прежнему?
      – Нет. Это уже невозможно. Меня ужас охватывает от всего, что я творил до сего дня.
      – Тогда слушай второе изречение мудреца:

ТОЛЬКО ТОТ ПОСТИГНЕТ СЛОВА МУДРОСТИ, КТО ПОЛЮБИЛ МУДРЕЦА, ГОВОРЯЩЕГО ИХ.

      – Если нет любви к мудрецу, слова его покажутся пустыми и мудрость представится мусором.
      – Так ты уже понял, Сутасома, что я полюбил тебя? – спросил Калмашапада. – Но как мне жить теперь? Послушай, возьми меня в свое войско, сделай военачальником, тебе пригодятся мои сила и свирепость. А я буду счастлив отдать за тебя мою жизнь, потому что она стала мне тяжела.
      – Нет, друг мой, – ответил Сутасома. – Если прежняя твоя жизнь тебя ужасает, то тебе следует выбрать самое трудное. Если хочешь узнать, что это такое, то послушай третье изречение мудреца:

ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЛЮБИТ ТОЛЬКО ТОТ, КТО ОТДАЕТ ЖИЗНЬ ЛЮБИМОМУ НЕ ОДИН РАЗ, А СТО ТЫСЯЧ РАЗ.

      – Как это возможно?
      – А вот как: легче однажды совершить геройский подвиг и пасть, чем каждый день и час жить так, чтобы не стыдиться ни одного своего поступка, ни одной мысли.
      – Ну этого я не смогу, – поник сын Судасы. – Ведь я – не ты. Во мне течет звериная кровь. Могу ли я поручиться, что никогда не рассвирепею и не разорву на куски какого-нибудь злодея, особенно если он причинит зло тебе, о звезда среди царей!
      – Ты правдив, – сказал Сутасома, – так выслушай последнее изречение

ПОБЕЖДАТЬ ДРУГИХ – ЭТО ДОБЛЕСТЬ ЗВЕРИНАЯ; ПОБЕЖДАТЬ САМОГО СЕБЯ – ВОТ ДОБЛЕСТЬ ЧЕЛОВЕКА.

      – Ты уже понял человеческую мудрость. Отважишься ли на человеческую доблесть?
      Калмашапада молчал. Он понял: прежде, чем обещать, он должен быть уверен, что выполнит обещание. Рассказывают, что он долго жил после этого, даже пережил Сутасому. Но до конца своих дней он каждый вечер и каждое утро спрашивал: "Ты доволен мною, Сутасома? Так ли я поступал, как ты хотел?"