24 декабря 2010 г.
Из хроники гнетущих событий
В Минске задержали глухонемого, выкрикивавшего антиправительственные лозунги.
Цитата дня из предвыборной речи Лукашенко
Наша задача – защитить население. И в этом смысле пощады никому не будет.
(На следующий день в больницу в отделение реанимации со многими повреждениями попал лидер оппозиции, избиты и арестованы еще многие).
А мне ночью приснился сон. Приходит пациент с усами и говорит: «Здравствуйте, меня зовут Иосиф Виссарионович Лукашенко».
Оставить комментарий можно в ЖЖ
20 декабря 2010 г.
Паралюдь, или Кое-что о гомункулярном фаллопедисте
Шугает бредных человец
указливый Мророк:
еще муть-муть – и всем криздец,
и всех сглотачит фог.
Раздрючит шуть, скогтявит штать,
углючит поросёт,
и никакая математь
барбыську не спасет.
Римидалв Ивел. «Барбыся в стране мудес».
Свежее письмо из ВОТов.
Я попал в "левиртуальное пространство" несколько лет назад т.к. искал выход из депрессии, завладевшей мной после разрыва отношений с любимой женщиной. Я пытался понять, что со мной произошло, и почему я не могу
управлять своим разумом. За эти годы, после прочтения всевозможной литературы и после общения на вашем форуме, мне казалось, что я во всём разобрался. Но недавно, по ссылке в одной из тем форума "Травматология любви», я прочитал в ЖЖ о "Перверзных нарциссистах" или, как их ещё называют, "эмоциональных вампирах". Я обычно настороженно воспринимаю подобного
рода информацию, но меня поразило то, что это оказалось довольно массовым явлением и, главное, что в приводимых описаниях я узнал некоторые "ключевые" моменты собственной истории, и истории некоторых форумчан. Также был поражен тем, что могут быть люди, совершенно
обычные с виду, но которые:
...неспособны испытывать истинные чувства грусти, скорби и депрессивные реакции вообще, они бесчувственны, у них не бывает аффектов, они не
страдают, нет у них и невроза, нет и эмоциональных травм, у них не бывает даже намека на чувство вины, они неспособны считать других человеческими существами...
Становится не по себе от осознания того, что самые сильные чувства в твоей жизни были просто результатом чей-то манипуляции и использования.
Попробую сформулировать вопрос в соответствии с правилами, хоть в голове какая-то каша от полученной информации.
Существует ли такой тип (или психотип) людей - "эмоциональные вампиры"? Или это обычные люди, с обычным набором эгоистических черт характера, а "вампирами" их делает измученное сознание их "жертв"?
Алексей
Алексей, спасибо за хорошо поставленный вопрос. Насчет измученного сознания жертв – прямо в десятку.
Я прочитал пост в ЖЖ, где подробным образом перелагается соответствующая работа некоей психологини Мари Франс Иригойен. Эта авторша специализируется на мифистике психологического насилия, жертв и хищников, вампиров и т.п. Обычно авторы, сидящие на подобных тематиках, не расположены успокаивать свою паству и внушать добродушно-юмористическое отношение к людям и себе, а ровно наоборот.
Иригойен описывает – точней, измышляет тип – точней, миф: «перверзный нарциссист». В полубуквальном переводе на русский: извращенный самолюб. Та еще пугалка, чернуха полная – не человек, а уже паралюдь какой-то. Навскидку сразу под клише подошли: Нерон, Гитлер, Сталин, двадцать три с половиной моих знакомых, один очень известный поэт и первая из его жен, отвампирившая его по полной, а следующих по нарастающей вампирил уже он сам, одна из моих бывших возлюбленных и более, чем одна, ваш покорный слуга, подавляющее большинство здоровых детей лет до 12, почти все актеры, многие ученые и музыканты... С разными нюансами, разумеется, но в основном сходится, если хорошо поискать.
Наиболее трезвым комментарием к посту, где перелагается этот ужастик, мне представляется этот:
hal0peridolum
Проблема ярлыков типа "перверзный нарциссист" в том, что они подходят всем и никому. Бывает, читаешь подобный списочек и мысленно ярлычки на знакомых развешиваешь. А потом на следующий день видишь этих людей, вспоминаешь, что они перверзные нарциссисты и думаешь "ну и чё дальше делать-то?" :)
На соционику похоже. Соционика возводит вешание ярлыков в абсолют, но почему-то тоже не дает ответа, что делать после того, как ярлыки развешаны :)
Вспомнилось замечание моего заслуженного собутыльника И.А. Халявина: «Всякой твари нужен враг. Без врага нельзя никак. Без любимого врага жить на свете – нафига?» Я спросил у Ивана Афанасьевича: «В самом деле, что делать после ярлыконавешивания?» «Как что? – ответил Иван Афанасич. – Ноги в руки, и – дёру!»
«От кого, – спрашиваю, – дёру: от того, на кого навешали, или от того, кто навешал?» – «А это уж куда ноги понесут», – загадочно ответил Иван Афанасич.
Серьезно: человек настолько богат разными свойствами, притом взаимно противоречивыми, что измыслить можно любой тип, и обязательно найдется ему в жизни красивое, сияющее лаковой простотой соответствие. И не одно, а целая куча. Сколько душе угодно.
Ну вот, например… Минуточку, сосредоточусь… Пожалуйста: гомункулярный фаллопедист. Как, знакомо на первый взгляд, хоть чуть-чуть?.. Ощущаются некие очертания? Воображение заиграло? Всплывает пережитое?.. Наверно, пока еще не очень – туманно, поскольку термин непривычный. Можно попробовать перевести: гомункулярный – от «гомункулюс» – человечек. Человечковый, значит, на человечка похожий, небольшой себе такой, зато мускулистый и крутой. Или наоборот, тощенький, скрюченный, но себе на уме.
Ну, а фаллопедист… Вспомним: встречаются на свете логопеды и ортопеды, шныряют велосипедисты, попадаются энциклопедисты, возникают википедисты… Ну вот, что-то в этом роде. Один гомункулярный фаллопедист ежедневно появляется на наших телеэкранах, у него высокая должность. Теперь понятно?.. Если подробно описать данный тип так, чтобы все его многочисленные характеристики кончиками своих хвостов цеплялись за некий общий, заранее заданный и узнаваемый стержень, вроде того, как стриптизерши вертятся вокруг своего шеста так и сяк, то все будет более чем убедительно, и все сразу узнают в описываемом персонаже некоторых своих высокозначимых знакомых, а на самый худой конец и себя.
Кто из нас где-то и как-то не эгоист-эгоцентрик, не манипулятор?.. В чем-то и когда-то не хищник, не бесчувственный, не… (подставим любой негатив… позитив тоже можно). Густо намалеванные одной черной краской признаки извращенного самолюба – «перверзного нарциссиста», он же – «эмоциональный вампир» – на самом деле широко и диффузно, в разных пропорциях и сочетаниях распространены в человечестве у обоих полов. В сущности, это ребенок, точнее даже – младенец, действующий через посредство взрослого тела и взрослого мозга. Фрагменты и частицы такого младенца просачиваются в повседневное поведение практически каждого человека. В редких же случаях сгущаются и наливаются первозданной утробной тьмой до такой степени, что за чернотой трудно различить что-то другое, и все легко укладывается в одно пригвождающее определение. Но эта легкость всегда только кажущаяся. Любой человек, даже такой, как трое из перечисленных мной персонажей, обязательно противоречив, обязательно выходит за рамки себя, и главное – не остается одним и тем же – изменяется, скоро ли, долго ли, заметно или незаметно – куда-то внутренне движется...
И еще сложней и важней: в разных своих отношениях с разными людьми один и тот же человек может оказываться и в роли жертвы, и в роли хищника (а часто и в одних и тех же отношениях, попеременно или даже одновременно, по разным секторам). Наблюдаю нередко: начинавшие с роли жертвы – высосанные, использованные и, казалось, психологически уничтоженные, – сами далее мутируют в психологических хищников. Мистифицируя, можно уподобить это заражению неким вирусом вампиризма…
Вот с учетом всего этого, мне кажется, ознакомление с мифологемками типа перверзного нарциссиста, гомункулярной фаллоредиски и прочая-прочая – может быть и небесполезным. Не как с какой-то жуткой мутантной породой паралюдей, а как с одной из вероятностей психологического развития и жизненных установок – как у другого человека, так и у себя. Обозначение абстрактного статичного типажа может, как некая система координат, помогать отслеживать какие-то конкретные и динамичные психологические составляющие.
Стоит почаще напоминать себе: все эти хищнические ужастики, все паралюдство – не что иное, как способы бытия внутреннего ребенка, живущего в каждом.
10 декабря 2010 г.
Говорящие паузы
Самые закрытые люди – те, которые говорят много, легко и громко. Не обязательно громко, но главное, что без пауз, стараясь занять как можно больше пространства во времени. Пауз они боятся панически. И не зря. Человек раскрывается именно в паузах. Пауза говорит изнутри.
В музыке, кстати, тоже. Это подтверждают специальные методы исследования мозга – электроэнцефалография и другие. Они показывают, что наибольшие эмоциональные всплески при слушании музыки происходят в моменты «цезур» между музыкальными фразами.
8 декабря 2010 г.
СМЕЛО И ОСТОРОЖНО
Из ВОТов
Почему я не могу писать?
Написать СТОЯЩЕЕ - что-то особое, имеющее право быть написанным, часть меня, подаренное миру, то, в чем каждый найдет для себя свое, - несколько лет ношу в себе это желание и НЕ МОГУ написать.
Выделение «СТОЯЩЕЕ» – ключ к ответу. Оценочный, рыночный термин. А за ним – знакомая уже нам незнакомка, отнюдь не прекрасная. Оценочная зависимость. Зашкаленная - перешкаленная. Основная виновница творческой импотенции одаренных людей (см. все мои тексты о парадоксальных состояниях).
Пожелание: писать просто так, безо всякого намерения написать что-то стоящее и особое, кого-то чем-то одарить, удивить, поразить и т.д. Просто писать потоком, что пишется, безоценочно, безоглядно. А там видно будет. Не помню сейчас, кто предложил такое правило, вернее, принцип для пишущих: «Писать смело, править осторожно». Я тоже стараюсь придерживаться этого, хотя вторая половина предложения «править осторожно» для меня означает – и строго, с осторожной строгостью. То есть примерно так, как хороший педагог должен относиться к способному, но недисциплинированному ребенку.
Смело и осторожно – это, вообще говоря, правило для любви, правило ласки.
7 декабря 2010 г.
Будущее за профанацией?
Из новой книги «Доктор мозг: психология психологов»
Изгнанный из академической среды за sexual misconduct (неподобающее сексуальное поведение), одиозный, затравленный и презираемый учеными коллегами, основатель бихевиоризма Джон Уотсон в двадцатые-тридцатые годы стал плодовитейшим научно-популярным писателем. В каких только журналах и газетах не появлялись его статьи, интервью, заметки на самые разные психолого-житейские темы… С его легкого пера – и особенно с «Психологической заботы о ребенке» – на Западе начался продолжающийся и поныне бум бестселлеров популярной психологии и медицины. Массовый читатель начал осознавать, что наука, переведенная в форму отпрепарированной житейской мудрости и усовершенствованного здравомыслия, может помогать жить, и что плоды ее можно получить в виде, готовом к употреблению, через печатное слово. Врачу Споку, психологу Скиннеру, трезвомыслящему наблюдателю и бизнесмену Карнеги приготовил пути он, Уотсон. И того более: не без его невольного содействия начали естественным порядком читать – не столь массово, но начали и продолжили – авторов более академичных: Фрейда и Юнга, Фромма и Франкла, Лэнга и Роджерса, а из российских – Выготского, Лурия, Зинченко…
Естественной была и реакция. После популистского прорыва Уотсона в стане академических психологов началось смятение. – Профанация! – Шарлатанство! – Только научно верифицированные данные психологических исследований должны, как проверенные лекарства, допускаться к употреблению! – Только дипломированные специалисты и титулованные ученые могут быть жизненными советчиками, консультировать и лечить! – Только профессионалы, только с лицензиями! – Да и то не все, а лишь те, кто блюдет по отношению к коллегам лояльность…
Началась негромкая, но непримиримая и упорная, продолжающаяся и по сей день, свара между снобами-академистами и профанаторами-популистами. Академист популисту: – Что вы делаете с наукой? Как смеете ее вульгаризировать и перевирать, выкусывать клочья из ее развивающегося организма, и на манер журналистской шушеры толкать по дешевке на черном рынке невежества? Как хватает у вас совести выдавать за последнее слово истины чужие непереваренные идеи вперемешку с собственными измышлениями?..
Популист академисту: – А вы что делаете с наукой, вернее, с наукообразием, выдаваемым за науку? Нацепив свои ученые мантии, обвешавшись титулами, заморачивающими невеждам мозги, оградив свои академические алтари абракадабренным словоблудием, занимаетесь фигней, далекой от жизни, как нос от задницы. Слова человеческого людям не скажете…
Академист популисту: – Это у нас-то наукообразие? Не у вас ли? Не вы ли рассказываете народу тухлые сказочки про типы и комплексы, про секс и про то, как пикапить девушек?.. И что же в результате получается у народа?..
Популист – академисту: – Посмотрите на себя, своих жен и детей, и увидите, что получается у народа, оснащенного вашими научными бреднями. А нам народ пишет благодарные письма…
Собеседница Ольга Катенкова – За кем же останется последнее слово?
ВЛ – Последнего слова, скорее всего, не будет. А рынок свое слово уже сказал. Все больше академистов приходят к печальному, но трезвому пониманию, что профанация психологии, равно как и медицины, политики, педагогики, искусства и прочая, входит как наиболее действенная практическая часть в саму психологию и прочее вышеназванное. Профанация – массовая реальность: необозримые поля, на которых могут расти и дикие сорняки, и полезные злаки. Вопрос в том, кто и зачем эти поля возделывает. На каком уровне и в каком направлении.
3 декабря 2010 г.
Любовь к трем мандаринам
маленькое послесловие к встрече в Ленинке 2 декабря
В этот зал я прихожу уже почти как к себе домой. Уже пятый раз, пятый год подряд. И всякий раз вспоминается, что здесь я, собственно, и начался, как отдельное существо. Здесь, по соседству, в читальном зале, мой папа впервые увидел мою маму, влюбился с первого взгляда, осмелился познакомиться и... Жаль, что дата этого знакомства осталась для меня неизвестной. А вдруг тоже второго декабря. Вот интересно было бы. Так или иначе, а пришлось оказаться задуманным под сводами книжного храма, и жизнь пошла через книжное дело, хотя и не только.
Люди, которые приходят на эти встречи – в основном люди читающие, меня в том числе. Это видно и по запискам, которые присылают, и по задаваемым вопросам, и по лицам и глазам. Милый народ. Общаться легко. В этот раз, правда, температура общения поднималась поначалу немножко лениво, больше с моей стороны. Слегка придавил поспешный навал мороза и вынужденное относительное кислородное голодание, но потом разошлось. Помогли и песенки в исполнении Макса и его мамы Аллы, и стишки Ивана Халявина и его альтер-эго, то есть меня. Главным недостатком встречи была, как и в прошлые разы, ее краткость, строгий регламент библиотеки не позволил задержаться дольше девяти вечера, время пролетело совсем быстро.
Совершенно особенное общение – когда люди с книжками выстраиваются в очередь за автографами, а ты сидишь и строчишь их, стараясь заглянуть в глаза каждому и сказать хоть словечко. Сверхоперативная взаимоподпитка, духообмен. Потом выгребается и уносится груда отвеченных и неотвеченных записок, дома вновь перечитывается...
Записки собирала и приносила на сцену моя жена. И во время одного из таких заходов, отлучившись от своего столика, а затем, вернувшись к нему, обнаружила на столике небольшой подарочный пакетик, а внутри него три свежих мандарина, похожих на маленькие мячики.
Когда вернулись домой, с радостью сообщила мне:
– По дороге в библиотеку я мечтала о мандаринах (мы хотели даже их купить, проходя мимо ларька, но заспешили и не стали ждать очереди). Вот словно Бог услышал, и послал эти мандарины. А через кого, не знаю, никакой записки не было.
Я сказал:
– Посмотри внимательно, может, записка все-таки есть.
– Ой, правда. А я не заметила...
Читаем:
С Вашей подачи начал заниматься жонглированием. Не могу остановиться! Потому что нравится. Очень помогает в жизни. Особенно, когда энергия и настроение по нулям. Начинаешь смеяться над своей неуклюжестью. Плюс движение, наклоны, ползание на четвереньках под стол за мячиками. Что-то из детства возвращается.
А маленькие победы в жонглировании окрыляют!
Посылаю Вам эти фрукты... Если у Вас будет желание (а повод уже есть :), продемонстрируйте, пожалуйста, нам свое умение жонглировать. Потом и используйте реквизит для пополнения запасов витаминов в организме. :)
Спасибо.
Без подписи, к сожалению, и без обратного адреса. Надеюсь, автор записки прочтет этот текст и примет от меня и жены спасибо ответное. Один мандарин мы уже съели. Что касается жонглирования, то это мастерство лучше бы показала Марийка, она же вдохновитель и соавтор соответственной главы в «Не только депрессии». А я мог бы показать мастерство лазания за мячиками, то есть за мандаринами, под мебель. Практика уже немалая.
2 декабря 2010 г.
Костяная Нога
На седьмом месяце моей работы в буйном мужском отделении Кащенки я впервые увидел психопатологическое действие лекарственной химии.
Я поддежуривал по приему, когда привезли по скорой 15-летнего паренька. Для детского отделения он был великоват, ростом выше меня, уже мускулист. Неадекватное поведение, подозрение на острую шизофрению.
Не сопротивлялся, когда переодевали, но опасливо озирался по сторонам, скользил взглядом по полу. На лице отражались то страх, то недоумение. По односложным ответам можно было догадаться, что не понимает, куда попал. Пульс частый, язык сухой.
Перепуганная мать вся в слезах, толком рассказать ничего не может. Был парень как парень, совершенно здоровый, и вдруг вечером пришел взбудораженный, странный. Ночью смеялся, бегал по комнате, ловил каких-то мышей, спрашивал, почему они синие...
– Что видишь, Коля?
Напряженная улыбка, молчание. Полный страха взгляд в сторону, за кровать, провожает кого-то крадущегося...
– Кто там?
Молчит.
В таких состояниях в любую секунду может произойти что угодно: импульсивная агрессия, попытка самоубийства, а иной раз начинается и внезапное умирание.
В наблюдательную палату. Ничего не назначать пока, чтобы не смазывать симптоматику. Держать в постели под строгим санитарским надзором.
– Коля, у тебя строгий постельный режим. Понял? Будешь лежать. Вставать только в туалет, санитар проводит. Ты понял?
Молча косится по сторонам, дрожит. Послушно ложится.
Лежит, вздрагивая, озираясь, пытается кого-то прихлопнуть на одеяле, заглядывает под кровать, пару раз испуганно вскрикнул...
Зрительные галлюцинации, но какого происхождения? – Белой горячке быть неотчего, наркотиками вроде не баловался…
Наконец, натянул на голову одеяло и отрубился.
Утром на следующий день:
– Доктор, можно вас спросить: когда вы меня выпишете отсюда?
Уже вполне понимает, куда угодил. Галлюцинаций больше нет. Нормальное поведение. Вялость и подавленность после острого тревожного возбуждения совершенно обычны. То, что побаивается обстановки – двое возбужденных бредовых больных пытались с утра пораньше прорваться в побег, дрались, была кровь – тоже нормально…
Нет, на шэзэ не похоже. Не алкоголизм. Не наркомания. Тогда – что?..
– Расскажи, кого ты вчера боялся?.. Что видел?
– Да ничего особенного... Дома были мыши. Синие мыши.
– А здесь?
– А здесь кошки. Красные кошки. И тараканы, тоже красные. И оранжевые. Здоровые такие, с кулак…
– А теперь?
– Теперь нет.
– Понимаешь, что этого ничего не было? Что это тебе казалось?.. Галлюцинации – понимаешь?
– Понимаю, ага.
– Что принимал перед тем, как тебя сюда отвезли? Что глотал? Что нюхал? Или колол?..
Отводит глаза.
– Ничего…
– Вспомни получше.
– Нет. Ничего.
Что-то скрывает. Без Костяной Ноги не расколется.
А вот и он – Константин Максимович Недбай, Костяная Нога, как зовут его за глаза. В коридоре и палатах его обычно сперва слышно, потом видно. Слышен не голос, тихий, серебристо-высокий, а стук протеза. Одна нога от колена отсутствует. Вне отделения ходит с палкой, а здесь нельзя, могут вдруг выхватить и использовать не по назначению. Вот и ковыляет-хромает на обходах, ритмично стуча протезной ногой по полу, это его позывные, как у сторожа крепости. Неспешно передвигается среди пациентов, присаживается на кровати, тихо говорит с каждым о чем-то…
Среднего роста, худощав, по-военному подтянут и прям, седовлас. Лицо крестьянина-степняка, крепко вылепленное, смугловатое, с глубокими черными глазами (цыган в предках был). Кожа на шее и половине лица рябоватая, стянутая – след ожога.
Фронтовик, летчик-истребитель. Сбил восемнадцать фашистов. Приблизился уже к представлению на Героя, да вот поди ж ты, девятнадцатый подбил его самого. Тяжело раненый, обгорелый, сумел посадить горящую машину к своим и выбраться. Плена избежал, а Героя не получил. Хотел продолжить летать, но вторым Маресьевым стать не дали. После войны – сразу в мединститут, потом сразу в психиатрию, сюда – в буйное Кащенко, завом, потому что другого не было. Почему в психиатрию? – может быть, потому что за время войны погиб отец и все родственники, а мать заболела душевно и покончила самоубийством.
(Это все мне рассказал не сам Константин Максимыч, а пожилая докторша из другого отделения, давно его знавшая.)
Если я видел когда-нибудь человека на своем месте, то это он. Психиатр если не божьей милостью, то с божьего соизволения.
С каждым пациентом говорит так, словно это его давний добрый знакомый, буднично, по-домашнему, но без фамильярности, тепло, но с тонкой дистанцией, могущей, когда надо, переходить в немного грустную, но твердую отцовскую строгость. У пациента, я замечал, возникает ответное чувство, что он давно знает Константина Максимыча, что Константин Максимыч здесь для него. Непринужденно подходит без санитаров к самым опасным больным, и те странным образом затихают, на время беседы с ним приходят в относительную вменяемость. – «Константин Максимыч, как это у вас получается?» – «Просто, – застенчиво улыбается. – Надо самому быть спокойным. Верить, что все будет хорошо. И смотреть легко…»
За десять лет работы только одно нападение: громадный атлет-эпилептик внезапно вошел в сумеречное состояние, клещами сомкнул лапищи у него на горле и чуть не задушил. Спасли санитары. (В такие клещи к больному с височной эпилепсией однажды попал и я.)
Говорит мало слов, с паузами, с расстановкой. Искорки юмора в печальных черных глазах и мягкий украинский акцент добавляют ненавязчивую доверительность. За несколько минут беседы полное впечатление, что разговор продолжался час или больше. Это искусство, которому я спустя много лет нашел определение: искусство содержательного междусловия. У Недбая был целый арсенал междусловий, каждое в своей тональности, как музыкальная гамма…
– Константин Максимыч, посмотрите, пожалуйста...
Вот те на. Что значит врач-первогодок – смотришь и не видишь. Смотрел Коле в глаза и не видел зрачков. А они оставались расширенными еще целые сутки, хотя психоза уже не было. Константин Максимыч, словно иголку за нитку, выдернул разгадку из зрачков Коли. Один-два вопроса, и все стало ясно.
Атропин, старичок атропин, древний слуга знахарей и лекарей едва ли не всего мира. Обычное средство от болей при язве желудка, при сильных спазмах. Резко расширяет зрачки, этим пользуются в глазной медицине. Помогает снимать удушье при астме. Еще много чему может помогать в разумных дозах и сочетаниях. А в неразумных помогает сходить с ума, и это знали давным-давно…
Вечером во дворе приятель достал из кармана пузырек. Предложил попробовать: будешь как пьяный, кайф словишь. Коля, не раздумывая, заглотнул полпузырька (лечебная доза – несколько капель).
– Переводите в санаторную. (Так в шутку Константин Максимыч именовал палату для самых безопасных из наших пациентов.) Глюкоза с витаминами, детоксикация… Дня через два-три можно будет выписывать. Пишите историю болезни…
ОК – Так это что же у мальчика – была первая проба наркотика, какой подвернулся?
ВЛ – Атропин к наркотикам не относят, так что строже сказать: первая проба психоактивного вещества. Но по сути – да, во дворах и подъездах таким манером обычно и начинают путь в наркоманию.
Это была одна из первых ласточек надвигавшейся эпидемии нарко- и токсикомании среди детей и подростков. Уже начинали нюхать клеи и глотать в немереном количестве аптечные успокаивающие и прочие снадобья – «алкоголь на выдумки хитра», как говаривал один мой запойный пациент.
Острый психоз, можно сказать, спас человека – больше Коля уже ширяться не пробовал. Дело могло кончиться и серьезнее, объяснил мне потом Константин Максимыч. Чуть больше доза – и могла наступить атропиновая кома с опасностью для жизни, с труднообратимыми телесными и психическими последствиями. Да и после этого эпизода в ближайшем будущем ожидалось мало хорошего: от легкой депрессии и астении с ослаблением внимания до панических приступов. Через некоторое время после выписки Колю пришлось дотягивать амбулаторно.
Константину Максимычу в то время был пятьдесят один год, он казался мне, двадцатиоднолетнему, почти стариком, хотя до его старости ему было еще далеко. Ровесник моих родителей (на год старше), он дожил до 87 лет, пережил советскую власть. Жаль, глупо и непростительно, что я больше не повидался с ним после моего ухода из Кащенки. Герой войны, герой жизни, он был не просто начальником моим, но учителем, не столько профессии (по основному вопросу психиатрии – шизофрении – мы оказались по разные стороны баррикад), сколько отношения к людям, к работе, к себе… Главное заключалось вот в этих гаммах содержательного междусловия.
1 декабря 2010 г.
Лицо и речь – души неодолимый подвиг…
Белла Ахмадулина
Одно из ярчайших женских поэтических дарований закончило свой земной путь.
Лично познакомиться с Беллой Ахмадулиной мне не довелось, но временами траектории сходились почти до касания – через общих друзей и знакомых, через общие аудитории, где доводилось выступать вслед друг за другом. Она из тех, кто даже молчанием сильно магнитит жизненное и культурное пространство далеко вокруг себя. Вот и к одному из моих гротескных героев ее метаобраз вдруг залетел и отозвался медиумическими стихами.
А вчера неожиданно сыгралась фортепианная пьеса, закончив которую сразу понял, что музыка эта – ее памяти.
Смотреть предыдущие записи
|
