1
Северный край библейской ойкумены;
Осень, пора винограда и Ноя...
Утром сияет небо, белеют стены,
Но глаз уже не боится слепящего зноя.
В горах, говорят, постреливают. А здесь пока что
Тихо – лишь капает с причала мокрый стеклярус...
И вдали, как положено, торчит мачта,
И на ней, разумеется, белеет парус.
Утро стирает вчерашнюю жизнь, как налет пыли,
И есть только то, что сейчас и рядом,
Но думаешь почему-то о других, кто бывали здесь и вообще – были,
А теперь – нет. И некого угостить виноградом.
Осень пока молчалива. Вязы, желты и сонны,
На сухую землю роняют отвердевшее семя,
А море катит и катит свои рулоны,
Как машина, которая печатает время.
Здесь его в достатке. И до окоема –
Неприкосновенный запас бытия, переходящего в сознание;
А на закате солнце с улыбкой гнома
Строит башни, дворцы и разные другие зданья.
Целый день по взморью степенно гуляет скотина
(Отнюдь не иносказание – коровы, овцы и козы);
К концу вечерней пирушки отец не трезвее сына,
И поэзия прорастает из самой смиренной прозы.
Но вкус ее горьковат. Рот сводит – едва пригубишь.
Где, собственно, мы находимся? Нет выхода, нет и входа...
Чью наготу прикрыть? На всех не хватает рубищ.
И это еще, как вдуматься, – меньшая наша невзгода.
По вечерам приезжие соединяют взоры,
И им электронный ящик вещает про то и это;
Уместное дополнение к давним затеям Пандоры...
Но прения Сима и Хама еле слышны в краю Яфета.
Слышней в кофейной машине
Пряное пенье пара,
И то, что шепчет долине
Лермонтовская чинара.
Как он писал когда-то: ...И за хребтом Кавказа
От твоих нелепиц, грязнуля, может, еще укроюсь...
Жаль, что вышло иначе... Кончай трепаться, зараза;
Собирай манатки – уже пора на поезд.
2
Мокрые горы, обрыв и река,
Текущая из ниоткуда куда-то...
Как ни крути, а жизнь коротка,
Словно шинель у охраняющего мост солдата.
Присланный неведомо кем, под дождем дрожит
Бедолага...
Итак, продолжаем: уверенность жить –
Или безумие, или отвага.
От банальности этих слов оскома во рту,
Как от дикого винограда;
Но все же подвести черту
Надо? Или не надо?
Список записавшихся, кажется, исчерпан, но еще
Порой просят слова то обида, то причуда...
Пусть выскажутся? Или отрезать через плечо:
«Изыди, зануда!»
Собрание заканчивается. Оно прошло
Многословно, да вдобавок, и сумбурно...
Приступим к голосованию:
Добро или Зло? (Кажется, готова и урна,..)
В оконную щель или в расщелину скалы
С просоночной околесицей опущу листок...
Велики мои грехи, добродеяния малы;
Боже Милосердный, не пребудь ко мне жесток...
3
Давно ли живу я? Очень давно:
Много бестолочи, мало толку.
Список достижений смутен; очевидно одно:
Приобрел право на нижнюю полку.
Порог, полог, полка, покров –
Расположение этих «П» произвольно.
Затем кувырнешься – будь здоров.
Больно ли? Говорят, не больно.
Что же касается о грядущем блаженстве молвы,
То это напоминает карася в сметане:
На наш взгляд, он прекрасно устроен; но увы –
Успел ли он шепнуть: «Если бы знать заране...»?
Останавливаемся. Сквозь колесный стук
Птица пробилась – нежно и тонко;
Темнотища, темень, сумерки – и вдруг
Сияние! Здравствуй, вселенная – Божья незавершенка...
Тронулись. Ладно, попробуем уснуть,
А после разберем: про то ли и так ли...
На ветвях и проводах – осенняя ртуть,
Серо-сизые, тяжелые капли...
4
Утренний калейдоскоп
птичьих голосов,
вращающихся вокруг чинары или вяза,
А вслед за ними –
не медля, а сразу,
Хотя и со скрипом,
открывается засов
зари –
И все это:
камни, воробьи, цветы сразу зацветает:
розовым, лиловым, карминным...
Господи,
да будет воля Твоя:
с Твоей высоты
Не отчаяться в нас –
Во всех и в каждом, едином.
Велико терпение Твое,
а что мы скажем в ответ?
Лишь забормочем:
виноваты, слабы, незрячи...
Солнце все выше, и в ущельях уже рассвет...
И дрозд на айве
ликует,
щебечет,
плачет...
5
Сумрак над пристанью дымчат и хмур,
Лунный фонарь выступает из мрака...
Что же не спишь ты, болтун-балагур?
Света ли ждешь, ожидаешь ли знака?
Внук Черномора тебя перенес
Без проволочек на Черное море...
Смешано веянье вянущих роз
С запахом снега, грозящего вскоре.
Вот он, далеко, по синим горам,
Бел, как башлык немирного джигита
(Вспомнишь Толстого...)
...И даль по утрам Словно дыханием Божьим промыта.
Сердце сожмется: а мы здесь к чему?
Где для нас место в просторе Господнем?
Что мы создали? Тюрьму-Колыму,
С тьмой мертвецов, нисходящих по сходням
В пропасти, перед какими слабы
Дантовы сны и библейские казни...
Мелкие деспоты, злые рабы –
Что мы ответим призыву трубы?
Не отзовемся совсем? Неотвязней,
Внятней, чем рокот бессонной волны,
Чем фонаря ледяное мельканье,
Трепет тревоги – и смертной вины
Задыхающееся дыханье.
6
Снова над морем – холодная мгла,
Гонит октябрь потемнелые воды...
Жизнь – что взяла ты? И что ты смогла
В поисках света, любви и свободы?
Небо открыто. Гляди во всю даль.
Что там виднеется? Что там белеет?
Облако? Парус? Пустая печаль?
Что же нам светит? И что – нас не греет?
Вновь на пороге – начало зимы
(Каждый раз думаешь – не на последнем?);
Переговариваемся мы,
Счет открывая фантомам и бредням.
Впрочем, не больше ли правды в луне,
В ветре, качающем пламя граната,
Даже и в мышьей ночной беготне
(Помнишь, кто с жизнью сравнил их когда-то?)…
Не конькобежец – отважный пловец
Утром скользит вдоль зеленого лона...
Всех-то и дел, что понять под конец,
Что благодать – очевидней закона.
Вот и всего остается, что ждать
Часа и дня, когда нежно коснется
Благословляющая благодать
Смерти – слепящего Божьего солнца...
1989-1990
|
