Глядит Ильич на Альфа-банк,
И банк, что «Континент»...
А на скверу больных собак
Гоняет злобный мент.
Вождь вознесен (но не на крест...)
Над суетой земной
И смотрит прямо на норд-вест,
А на восток – спиной.
Что видит он? Стокгольм, вокзал,
Брусчатки звонкий звук,
Где, возвращаясь, заказал
Костюм (или сюртук?).
А что еще? Сиянье шхер?
И белой ночи свет...
И, может, мыслит: «На кой хер
Я учредил Совет?»
Две трети века – псу под хвост,
А тысяч жертв ряды
Займут – не то чтобы погост –
Путь до любой звезды.
Он был живее всех живых...
Но ветер-ветровей
Кричит в порывах вихревых,
Что нет его мертвей.
Мертвей, чем этот пыльный прах...
Но сотни дураков
Вливают ненависть и страх
В сукровицу флажков.
Идут по грязным мостовым,
И страх кричит из глаз,
Как непосильно быть живым,
А мертвым – в самый раз...
А над гранитом вьется стриж
И мчит из тени в свет...
Как хорошо тебе, малыш:
До нас и дела нет.