|
Роль, играющая человека
из рассказов доктора Кстонова
Ваше «я» и ваше самосознание началось с вашего имени, помните?.. Не помните?.. И я тоже не помню. Но это так!
Вначале была роль. Но не вами выбранная. Вначале было насилие - биологическое и социальное, ролевое. Вас назначают свыше (если не сниже) некоей особью мужского либо женского пола такой -то нации и страны. Вас делают, верней, пишут Мишей или Катей, Дашей или Петей, Николаем Ивановичем или Клеопатрой Викентьевной. Вас принуждают говорить на невыбранном языке, вас погружают в один мир из бесконечного множества существующих и возможных.
Все, все наружное и внутреннее, называемое вами, вам навязывают при рождении, всучивают - вас загоняют в роль вас - дальше и дальше - а только потом появляетесь собственно вы. И еще вопрос, появляетесь ли...
Внутренняя свобода-быть-собой-разным затесывается в нас потихоньку, молчком-тайком, подсуетившись где-то промеж Харибдой и Сциллой Большого Насилия Жизни - между наследственностью и воспитанием.
Безымянная нелегалка, нигде не прописанная, невидимка-душа хоронится в личности, но иногда дает о себе знать...
Сперва ведь мы все биоролевому насилию, своим данностям хоть чуть-чуть да сопротивляемся. Сперва сомневаемся, мы ли это.
Вот и я тоже в детстве, как все дети, не был сперва уверен, Митя ли я или там Дима какой-то, а может, и вовсе нет?.. Кстонов? А почему Кстонов? Зачем?.. Я этого не выбирал, я об этом никого не просил. А вдруг я хочу быть не Кстоновым, а Касатоновым, как наш сосед по нижней квартире, с которым нас путает почтальон?..
Любил играть в превращения - будто я какой-то другой человек, из книжки или из своей выдумки, зверь, растение или предмет, что угодно. Кем и чем только не перебывал, кому только не подражал...
Помню, лет мне было около шести, жили мы с мамой в деревне, и я, до того пребывавший уже второй месяц в образе Буратино, вдруг влюбился в цыплят. Влюбился с такой непонятной страстью, что возжелал быть цыпленком-петушком и никем больше. Ходил вместе с цыплятами, бегал, как они, короткими суетливыми пробежками, раздирал замлю лапами, что-то клевал (благо, нос-то был буратинный, острый и длинный), пищал, сипло-тоненько кукарекал, дрался, топорщил перышки, опрометью несся к наседке, которая однажды чуть не выклевала мне глаз...
А однажды решил и спать вместе с курами. К тому времени я уже числил себя не Буратино, а подросшим молоденьким петушонком Кукарекунькой. Забрался вечером по лестнице на чердачок, на насест. Куры меня приняли за своего, шума не подняли. Я услышал, засыпая, как меня выкликает мама: «Ми-тя! Где ты, Ми-и-тя!» - но я уже этого не понимал...
Вдруг среди ночи - страшный шум, хлопанье крыльев, кудахтанье, слепящий свет в лицо - «Вот он!» Меня нашли с фонарем. Бедная моя мама!.. Влетело мне, конечно, отменно.
Через эн лет я себе объяснил, что двигало мной - то, что игроматематики называют нелокальным стратегическим поиском, социальные психологи - поиском своей идентичности, поэты - зовом души, философы - поиском смысла жизни...
А тогда, ребенком, просто переходил из бытности в бытность и очень долго не понимал, что же такое «я», что есть «я сам»? Я хочу и могу быть всем - вот это я чувствовал, этим жил. Все, кем и чем я был в своих играх-ролях, переплавлялось во мне самовольно, все хотело жить дальше, и я не умел ничему мешать.
Жизненные свои роли-обязанности - мальчика Мити-Димы, сына своих родителей, ученика такого-то класса и прочая - я, разумеется, исполнял, но считал их чем-то побочным и преходящим.
Еще не знал я, что хотя и не прав по жизни, но прав по истине; что в тайном свободном полете Всебытия внутренне живут и другие мальчики и девочки, живут все, но не знают об этом...
Меж тем серая Насильная Жизнь, требуя своего, все грубее и глубже, как гвоздик в стенку, загоняла меня в роль какбысебя.
- Митя, сделал уроки?
- Кстонов, опять списываешь?
- Димьян, ты мне трешку должен.
- Пистон, дай закурить!..
- Ну чего вы не открываете, почта, почта... Повестка вам. Та-а-ак... Кистунов Димитрий?.. Кстонов?.. Ну Кстонов. Димитрий Сергеевич?.. Та-ак, Сергеич, так-так. А я тоже Сергеич, почтальон. Повестка из военкомата тебе, сынок. Распишись в получении. Родину зачищать пойдешь скоро. А мы уж свое отвоевали, ага, Кисьтюнов, ну бывай здоров...
Родители и родня, двор и школа, учителя и сверстники, улица и магазин, предприятия и учреждения - вот заборы и стены нашей ролевой психозоны. Куда уж тут уцелеть хрупким сокровищам Страны Детства, волшебствам Вообразилии...
Душе, попавшей в социомясорубку, в давильню, где из живых ростков делают роботов потребления и функционирования, кажется, ничего и не остается, кроме как испариться.
Уже классу к четвертому я всерьез поверил, что я - это только Я-Который-Не-Хочет-Делать-Уроки-И-Быть-Послушным-Но-Должен-Чтобы-Не-Огорчать-Маму-И-Чтобы-Не-Доставалось-От-Папы. И только!.. Два школьных моих друга, о которых рассказ впереди, жили в таком же самоотчуждении, каждый со своим поворотом. «Я - это то, что не имеет права быть мной, - сказал о себе в седьмом классе самый мыслящий из нас, Владик К., гениальный мальчик, - а все остальное - вранье, маски для других масок, под которыми тоже прячутся «я», не имеющие права быть. Мы все преступники, только меньшинство - явные, а большинство - скрытые».
Рассогласование между желаемым и необходимым, казалось, исчерпывало наши сущности и налагало на все несмываемый знак греховности и вины. Но все-таки Детство спасало нас. Детство подсказывало: если тебя насилуют - убегай. Если тебя заставляют жить в принудительных ролях - придумывай свои, тайные.
Ничего еще не смысля в самовнушении, не зная даже и слова такого, я вслепую искал способы противостояния оценочной зависимости, выражавшейся у меня самым банальным экзаменационным неврозом с парализующим волнением, с зубодробильным мандражом... Пытался напрягать волю, чудовищными усилиями «брать себя в руки», устыжать себя, «наплевать», «начихать» и прочее - никаких результатов. Мешал «я», отметочно зависимый я, который на себя никак не мог начихать.
И вдруг... Вдруг Буратино-Кукарекунька подсказывает внушаемому дурачку Митьке, что самый верный способ хорошо сдать экзамен - играть в то, что это игра - в экзамен!
Так, что-то несерьезное - но!.. Играть надо серьезно. Изображать и некоторое волнение.
Легко выражать то, что есть, да и с каким избытком!.. Но когда сильное чувство изображаешь, оно всегда несколько ослабляется. Это и в гневе, и в любви: если чувство слабое, то изображением усиливается, а если сильное - ослабляется...
И вот я придумываю для себя Васю Кошкина, который за небольшую мзду - стаканчик любимого сливочного мороженого - сдает каждый устный экзамен за Димомитю Кстонова. Подельники заранее договариваются, что в случае провала или недостаточно хорошей оценки претензий не будет: доверился, так уж не обессудь. Волнуется Митедима, а Вася волнение только изображает - вначале слегка запинается и заикается, теребит руки, делает неровные паузы; но потом расходится, шпарит как пулемет... Одно волнение на двоих вполне выносимо и даже полезно!
Далеко не всегда я знал предмет и на трешку, но экзамены сдавать, несмотря на нервозность, вскоре научился всех легче в классе, одно время вылез даже почти в отличники и давал бесплатные консультации по предмету «Психология экзаменаторов».
Внутренний Двойник - тайная служебная или врачебная личность - отличается от личности официальной лишь тем, что его (или ее) созидаешь из самого себя лично ты, а не посторонние дяди-тети. Вот ты - Кстонов Д. С. такого-то года рождения, проживающий там-то; вот документы, устанавливающие твою тождественность самому себе, что подтверждает условно-приблизительное соответствие фотографии и морды лица.
Да, дядям-тетям нужен порядок установления твоей личности; да, им необходимо, чтобы ты числился в единственном экземпляре, ибо только так они могут тебя опознать, пропустить, прописать, привлечь, забрать налоги, премировать, похоронить...
Но ты не это внутри себя. Ты - не это. Душа твоя - вселенная воображения, океан предчувствий - не это!..
Когда я вхожу в роль юридического «себя», мне до боли в животе ясно, что меня наспех придумал кто-то неостроумный, какой-то нудный тупой халтурщик по имени Небыл Несостояевич Неучастов-Неподвергаев. Кретин этот напрочь лишен юмора и не ощущает, что явление мое в мир в качестве Д. С. Кстонова, при всех хитросплетениях ведших к тому неотвратимых закономерностей, есть факт смешной и насквозь случайный.
Есть ли разница между произволом воображения и произволом судьбы?.. Мое имя могло и почти должно было быть другим - меня совсем было уж собрались окрестить Иваном, в честь деда по отцу, но в последний миг мама передумала, заупрямилась, потребовала, чтобы имя было дано в честь ее погибшего любимого брата, и папа уступил, хотя не смирился...
Наша фамилия, согласно семейному преданию, происходит от француза Гастона, дезертировавшего из наполеоновской армии и приютившегося в местечке Малые Левишки Смоленской губернии.
Гастонов сын от дочки местного попа открыл близ дороги трактир, на котором вывесил заманку: «Пожалуйте, господа, к Гастонову», что в исполнении подвыпившего судебного пристава звучало как «П-пшли-к-стонову», откуда и произошла фамилия, а отчасти и род занятий потомка (прадедушка спаивал, а я вытрезвляю).
В реальности юридической я есмь постоянная, саморавная величина; но в реальности душевной мое постоянство есть мнимость, НЕПРАВДА - покуда жив, я никогда не был и не буду сам себе равен, такое уравнение произведет только смерть. Думаю, что в грядущем Царстве Доверия люди будут гораздо охотнее менять свои характеры, чем одежду...
...Что же такое «я»? - спрашивал я себя. Моя боль, мой голод? Мои состриженные ногти и волосы?.. Нет. Не «я болю» - «у меня болит». Пол, цвет волос и кожи, язык - что еще?.. Профессия?.. Национальность, которой тебя насилуют и свои, и чужие, равно упертые и тупые?.. Все это можно сменить и официально, и внутренне, даже пол.
Тело - казалось бы, куда от него денешься? Каждый день мою все те же руки, каждый день вижу в зеркале ту же физиономию...
Однако ж и тело отнюдь не постоянная величина. Если б некий волшебник мог показать девушке ее портрет в старости, она бы с ужасом отшатнулась - нет, это не я!.. (Такой портрет-прогноз действительно можно нарисовать, и с довольно большой точностью...) Она же, став глубокой старухой, покажет вам свой девический портрет с печальным удовольствием: вот, это я... Кто же - Она-действительная, Она-настоящая?..
И та, и другая. И третья, и четвертая, и восемнадцатая...
Почему многие, и не только девушки, так любят обновки? Чтобы красиво выглядеть и производить впечатление? Да, но не только. Чтобы себя обновлять. Чтобы знать: это - я, это - тоже я...
Чтобы быть Иной, чтобы стать Другим...
Внутреннее «Я» - это самоотождествление: ВЫБОР СЕБЯ.
Ты прививаешь себе одни чувства и стараешься подавить другие; ты подражаешь сознательно и бессознательно; ты всю жизнь, ведая о том или не ведая, играешь своих родителей, друзей и знакомых, героев кино, литературы и еще несметное множество персонажей, общее имя которым - История. Если даже ты никого из себя не «строишь», они строят тебя. Сквозь твою телесную оболочку, как постояльцы гостиницы, проходят многоразличные «Я» - и ты ищешь все новые и новые самоотождествления, ты воплощаешься в перемены своей одежды и своего тела, в свои отношения и дела. Но тут же, в неискоренимом витании, обитает и неприкаянная бесплотность, желающая отождествиться со всем, но ото всего насильственно свободная - вопросительный знак, желающий или не желающий стать знаком равенства - твоя Внутренняя Свобода...
Я изобрел психологический велосипед, сработанный нашими предками еще в допещерные времена, знакомый в общих чертах уже обезьянам и во всех деталях - актерам, но для меня этот велосипед стал ракетой.
Внутренняя игра. Мои двойники, о которых не знает никто, кроме меня, - целый мир внутренних персонажей...
Вася Кошкин мне пригодился не только для сдачи экзаменов, но и для общения с родителями: Вася был любящим сыном и неплохим дипломатом; однако для общения со сверстниками, особенно сверстницами, уже не годился, в нем не хватало общедоступного обаяния. Зато кстати пришелся молодой турок Кстон-бей-Абстул - темпераментный, непосредственный, любвеобильный, но чересчур ревнивый. В гости к маленькому племяннику Левику ходил веселый волшебник по прозванию Дядедим, хитрый выдумщик живых сказок. А в секцию бокса хаживал крутой малый Димон Свирепов, из-за которого пострадала моя переносица. Этого приятеля, как и бей-Абстула, пришлось потом попросить удалиться...
Вставая утром, я и сегодня знаю, что не буду вчерашним, а завтра сегодняшним, что мое право - себя выбирать. А наблюдая за другими, не перестаю изумляться, сколько людей живет сегодня во вчерашнем настроении и с позавчерашними мыслями...
Ты художник, пишущий автопортрет в соавторстве с жизнью.
Среда и время меняют тебя, двигая по житейской дороге к пределу существования - но с тем вместе и тело твое, и лицо, и чувства, и ум, и воля начинают принадлежать Тому, кого ты в себе поселяешь, кем себя выбираешь. Человек принимает жизненные роли, а роли принимают и творят человека: вглядись в любого - и убедишься...
***
Милые друзья, вот и завершается трудный и страшный для многих (для меня тоже...) 2002 год. Дай Бог, чтобы Новый Год стал для каждого из нас если не веселее и легче, то интересней, а значит, счастливее. Давайте построим хороший и добрый Действующий Образ События по имени 2003 год - неспешно, сосредоточенно и основательно, с мощной творящей верою - так, чтобы он весь свой полный срок продержал силовые линии судьбы в нужном нам направлении. И постараемся друг другу помочь!..
РОНДО
на мотивы Вийона
Осел достойней всех поет,
и лишь влюбленный мыслит здраво…
Франсуа Вийон «Баллада истин наизнанку»
Счастье движется по кругу
пенной чашей. Не поймать,
только молча принимать
и дарить друг другу…
Пей! — Не все ли нам равно,
чье вино нас опьяняет,
кто цветок в пути роняет,
кто растит зерно?
Счастье движется по кругу,
прямиком его не взять,
торопись же оказать
тайную услугу...
И придет из чьих-то рук
в миг, когда не ждешь-не чаешь,
благодарственная чаша,
и сомкнется круг…
Всего
светлого! С Новым Годом!
|
