продолжение

часть третья

Через полчаса шагаем по вымершим улицам среди спящих деревьев, средневековых мавзолеев.

– Точно так себе все это и представлял! – говорите вы. Понимая, что вам необходимо срочно отдохнуть, переключиться, я выбил командировку от одной из центральных газет с обязательством написать статью о проблемах новой застройки Самарканда, Бухары и Хивы. И взял вас с собой.

– Как же вы будете представлять меня в дальнейшем путешествии? Архитектором, секретарем обкома? Да и в гостиницах нужно будет писать, кто я такой. Все это не так просто, Полковник. Как бы из-за меня не было неприятностей.

– Батюшка, вы же сами всегда повторяете – «все в руках Божиих»! Чтобы не дразнить судьбу, буду говорить, что вы – профессор, специалист по истории Востока. Тем более, это тоже правда. Разве вы не специалист?

На рассвете просыпаюсь от воркования горлицы за раскрытым окном. Бросаю взгляд на диван, где вы спите. Лицо у вас хмурое, еще не отошедшее от московских тревог.

Тихо выхожу на улицу, углубляясь в лабиринт глинобитных заборов и попадаю к базарчику, где торгуют горячими лепешками, свежим солоноватым творогом, виноградом и гранатами.

С переполненной сумкой возвращаюсь. Уже шумит чайник на газовой плите, и вы встречаете меня умытый, с полотенцем через плечо.

– Извините, заспался. Давайте вместе помолимся.

Вы подходите к окну, за которым в синем воздухе над вершинами деревьев встает солнце, осеняете себя крестным знамением. Повторяю за вами слова молитвы. Отныне так мы начинаем каждое утро.

А затем выходим в город, идем смотреть музеи, гробницы Тамерлана, старинные дворцовые комплексы, археологические раскопки. Встречаемся с архитекторами. Вместе со мной вы вникаете в проблемы создания современного благоустроенного жилья. Местный зодчий, молодой узбек, показывает проекты и макеты белых кварталов-махаля, выполненных в народной традиции – у каждой квартиры свой тенистый дворик, своя отгороженная от других большая лоджия.

Он водит нас по Самарканду, открывает заветные уголки, недоступные туристам.

– Полковник, обязательно напишите об этом человеке, нужно помочь через газету, – говорите вы и добавляете: – До чего талантливый народ!

Обедаем мы обычно на базаре или в чайхане около пруда. Вы привыкаете к зеленому чаю, плову, мантам. Ваш лоб покрывается нежным загаром.

Однажды, возвращаясь домой, мы проходим мимо уличного фотографа, вы вдруг предлагаете:

– Давайте-ка снимемся!

– Не люблю я этого. Стоит ли?

– Стоит, стоит. Мало ли что может случиться. Будет память.

Вы кладете руку мне на плечо. И мы во весь рост остаемся запечатленными на фоне древнего Регистана с его минаретами.

А на следующий день совершаем поездку в еще более древний город Шахрисабз. Автобус долго катит пыльной дорогой среди хлопковых полей. Вот по обочине бредет стадо. Вы хватаете меня за руку.

– Смотрите! Видите у быков светлую полосу вдоль хребта? Это та самая порода, которая была в Ассирии. Поразительно, все это сохранилось, живет до сих пор...

В загаженном Шахрисабзе, осмотрев мечети, развалины мавзолеев, мы уже в темноте подходим к новой, светящейся огнями помпезной гостинице «Интурист». Я предъявляю свое командировочное удостоверение, прошу номер на двоих.

– А это кто с вами? – подозрительно спрашивает администратор.

– Это не он со мной, а я с ним, с известным историком! Александр Владимирович, давайте-ка ваш паспорт.

Очутившись в номере, умываемся.

– На этот раз пронесло, – говорите вы. – Ужасно сознавать свое полное бесправие.

– Ничего, батюшка, началась перестройка. Все изменится.

Спускаемся поужинать в ресторан. На эстраде грохочет оркестр. Вокруг полупьяная стихия.

Перекусив, выходим в скверик возле гостиницы, садимся на лавочку.

– Даже в Крыму и на Кавказе не видел таких звезд! Взгляните! Знаете, часто спрашивают – когда будет Страшный суд? И я отвечаю, что он может начаться через секунду. В любой момент. Надо быть готовым всегда. Это так. Но в глубине души убежден, что христианство только начинается. Для Господа тысяча лет, как один день... Вы видели сейчас этих людей. До них еще и краем не дошла ни проповедь Магомета, ни тем более Христа.

– Откуда же им узнать... Мечети разрушены. Я уж не говорю о церквах. Атеисты за семьдесят лет постарались.

– Вы что, всерьез думаете, что атеисты виноваты в разрушении церквей? Настоящие виновники – ложные христиане, всякие купцы и дворяне, мироеды, которые мучили крепостных, пьянствовали, развратничали, а потом перед смертью пытались откупиться от греха, жертвовали деньги на постройку храмов. Виноваты и церковники, те, что пили, подлаживались под мирскую власть, благословляли всякие безобразия. Атеисты явились лишь орудием гнева Господня. Перечитайте пророков Библии, и вам все станет ясно.

Мы сидим, запрокинув головы, смотрим в черный космос, усеянный звездами.

А рано утром нам нужно вернуться в Самарканд, чтобы в первой половине дня вылететь в следующий пункт нашего путешествия – Бухару.

Голосуем у обочины. Приостанавливаются «жигули». Водитель – худенький пожилой узбек едет как раз до Самарканда. Едет другой, горной дорогой через перевал.

Стекла опущены. Свежий ветерок овевает наши лица. Нарастает неистовый птичий щебет. Вдали высятся горы, из-за которых выходит слепящий солнечный диск...


11

Неделя в Бухаре пролетает незаметно. И здесь местные архитекторы водят нас по городу, рассказывают о своих проблемах. Мы посещаем медресе Улугбека, мавзолей Самонидов.

Как-то на помосте в чайхане оказываемся в обществе аксакалов. Эти седобородые люди в чалмах заводят с нами беседу о древних обычаях, об Авиценне, о богах и героях древности. Вы так уважительно разговариваете с ними.

Напившись зеленого чая, мы уходим. Один из стариков останавливает меня, спрашивает:

– Кто этот человек? Ученый? Да продлит Аллах его дни!

Наступает утро, когда попрощавшись с архитекторами и выписавшись из гостиницы, мы приезжаем в аэропорт, чтобы вылететь в Хиву. Там, в последнем пункте путешествия, нас должен встретить главный архитектор города. До отлета в Хиву еще час с лишним.

– Полковник, зачем томиться в душном зале? Вон роскошная беседка, обвитая виноградной лозой. Пойдемте туда, будем без помех разговаривать. Помните, вы давно грозились рассказать о своем мистическом опыте?

В беседке и в самом деле хорошо. Солнце сквозит через усохшие виноградные листья. Чириканье воробьев не заглушает голоса диктора, объявляющего о регистрации на рейсы.

– Батюшка, почему-то сильно побаливает затылок. Признаться, как-то не до мистического опыта.

– Бедняга! Лечите всех, а у самого поднялось давление, – вы возлагаете ладони на мое темя, молитесь.

Боль исчезает.

– Так вы можете лечить?

Мы говорим о мистическом опыте. Моем. Вашем. Оказывается, с вами происходили поразительные вещи! И опять вы просите никогда никому про это не рассказывать.

– Видите ли, с нами случились события, память о которых нужно хранить глубоко в душе. Я уж не говорю о людях, ищущих предмета восторженного поклонения... Что-то долго не объявляют рейс. Схожу, узнаю, в чем дело.

Через несколько минут вы возвращаетесь и еще издали кричите:

– Только не падайте в обморок! Наш самолет улетел. Уже три часа назад! И другого сегодня не будет.

– А в чем дело?!

– Мы с вами, великие мистики, ухитрились спутать сегодняшнее число и месяц на билетах с часом и минутами вылета! И это прекрасно!

– Как вы можете так говорить? Да еще смеяться!

– А что остается делать? Вот увидите, все будет хорошо.

– Ничего себе «хорошо»! Здесь из гостиницы выписались, там, в Хиве, нас встречал архитектор... Давайте билеты. Пойду к диспетчеру.

– Только не волнуйтесь. Помните – на все воля Божия.

Узнаю у диспетчера, что рейса в Хиву действительно больше не будет. Что вскоре пролетом в некий Турткуль, который находится где-то невдалеке от Хивы, совершит короткую посадку «ЯК-40». Если в нем найдутся свободные места – продадут билет.

– А если нет? Мне нужно два билета!

– Будет два – продам два, – отвечает диспетчер. – Но учтите, здесь еще одному пассажиру надо улететь.

Этот пассажир уже стоит рядом, ревниво прислушивается к переговорам. На нем тюбетейка, серый костюм, сапоги с галошами.

– Знаете, – говорит он, – выслал в Хиву грузовик гранатов на продажу, а сам решил лететь самолетом. И проспал немножко.

– А как из этого Турткуля добираться до Хивы?

– Там переправа через Амударью. Оттуда на такси. Не очень далеко.

Минут через тридцать втроем летим в неведомый Турткуль.

– Полковник, не хмурьтесь. Неужели вы не понимаете, что жизнь дарит нам еще один узор на своем волшебном полотне?

– Хорошо сказал! – вмешался наш попутчик и загадочно добавляет:

– Что сейчас в Турткуле есть, весь год не увидишь.

И вот мы приземляемся совсем близко от паромной переправы через широкую Амударью.

Весь берег возле переправы представляет собой холмы свезенных сюда на баржах, автомашинах и подводах среднеазиатских дынь. Круглые, длинные, желтые, зеленоватые, полосатые – все сорта, какие есть в Азии, высятся перед нами, издавая немыслимый аромат.

Любую из них можно купить за рубль.

Мы еще не знаем, на чем остановить свой выбор, а наш попутчик, вынув нож из-за голенища сапога, уже разделывает первую дыню, подносит нам два длинных истекающих соком куска.

– А ну, пробуйте эту!

Мы не успеваем съесть угощение, как он подносит новые громадные ломти.

– Эта называется «красномясая»! А вот эта – царь всех дынь!

Мы уже напробовались. Но попутчик подбегает с новыми ломтями.

Наконец подходит паром. Путь рассчитан так, что течение само сносит его по длинной широкой дуге к другому берегу. Паром лишь подрабатывает двигателем.

Вы стоите, опершись о поручень.

– Смотрите, Володя! Все это было точно таким же и тысячелетия назад, когда шло великое переселение народов, когда зарождались цивилизации. Точно так же среди пустынь текут Нил, Тигр и Евфрат, разве что там кое-где пальмы на берегах... Нам необыкновенно повезло, что мы оказались здесь! Как голова? Не болит?

– Не болит, батюшка.

Паром причаливает. Пока сходим, расторопный спутник уже зовет нас в такси.

И вот мы мчимся в Хиву. Шестой час вечера. Неизвестно, где искать архитектора, безуспешно встречавшего нас утром в аэропорту. Решаем выйти у обкома партии. Только здесь есть надежда найти хоть какие-то концы.

– Полковник! У меня ошеломляющая новость! Отгадайте, какая!

– В чем дело?

– Это – не Хива! Нас занесло в другой город.

На массивных дверях укреплена большая вывеска – «Хорезмский областной комитет КПСС». В вестибюле мается дежурный милиционер.

– Все на хлопке, – говорит он настороженно, – руководят уборкой. Никого нет.

– А где Хива?

– Хива отсюда в тридцати километрах. Тут Ургенч.

– Если Ургенч, почему написано – Хорезмский обком?

– Так получилось. У нас всегда путаница. А что вам надо?

Едва начинаю объяснять, он тотчас перебивает:

– Так это вы? Вас с утра ждет городской архитектор, сюда приходил, спрашивал. Вот видите рядом корпус, он там, на втором этаже.

Наконец все улаживается. Архитектор отводит нас в интуристовскую гостиницу, где администратор долго рассматривал ваш паспорт, спрашивал, кто вы такой, почему нет командировочного удостоверения...

– Не огорчайтесь, Полковник. Нужно постоянно помнить, где мы находимся. Если б вы знали, что я испытал только от одной нашей церковной братии. Все время стараются показать, что я чужой, нежелательный.

– А вы никогда не думали об отъезде?

– Как-то в отчаянии вздумал служить православным священником в Палестине. Но быстро опомнился. Если можешь хоть кому-то светить во тьме, уезжать – предательство. А вы как думаете?

– Батюшка, я ведь литератор, пишу на русском. Страна, в которой родился, это – судьба. Человека создает путь наибольшего сопротивления... Поэтому могу только благодарить Бога за все испытания. И за то, что мы с вами встретились. Именно здесь.

– И теперь, – подхватываете вы. – «Здесь и теперь». А что, неплохое название для вашего романа?

– Поразительно! Я ведь его так и собираюсь назвать! Дома в Москве на листочке записано. Телепатия?