Здоровье как побочный продукт юмора
фрагмент книги "Комическая атака"
Вопрос с места. — Уважаемый Ю, в интернете написано, что вы были врачом, лечили кожные и венерические болезни. Если это правда, то почему вы выбрали именно эту врачебную специальность? И почему бросили ее, оставили медицину?
Ю — Один из наших учителей, заслуженный старый доктор, говорил нам, студентам: хирургия — это когда все видно и все понятно; терапия — ничего не видно и ничего не понятно; неврология — видно одно, понятно другое; психиатрия — кажется, будто что-то видно, воображается, будто что-то понятно; кожные болезни — все видно и ничего не понятно, венерические — сперва не видно, но стыдно, потом видно и больше не стыдно…
Для хирургии мне не хватало решительности и рукоумия, для терапии — интуиции, для неврологии — памяти, для психиатрии — воображения. Выбрал видное и непонятное, интересно было решать задачки на понимание. И стыдное тоже было интересно, потому что сам долго был чересчур стыдлив и застенчив. А сменил род занятий после одного успешного случая в моей практике, когда успех был достигнут нежданно и совсем не тем средством, от которого этого можно было ожидать.
Была у меня пациентка с тяжелым экзематозным нейродермитом, девушка по имени Ася. Больна была с детства. Чем только не лечилась — безрезультатно, болезнь прогрессировала и превращала ее прекрасное гармоничное тело и хорошенькое лицо в подобие исполосованной наждачной бумаги. Ко мне пришла уже в отчаянии. Как ни бился, ничем помочь ей я тоже не мог. На одном из приемов призналась, что запланировала самоубийство. Тут в отчаяние пришел уже я, хотел направить Асю к коллеге, сидящему перед вами, но он как назло был в командировке. (Мне.) Искал тебя, ты потом все хватался за голову, помнишь, да?
Я — Как не помнить. Случай не уникальный, но впечатляющий. Опасность суицида была, да…
Ю — И тогда я, чтобы как-то девушку поддержать, развеселить хоть чуть-чуть, с превеликим трудом уговорил ее прийти на мою литературную вечеринку в одном частном доме. В то время юмористика была для меня только хобби, средством самоспасения… Пришла Ася в старинной бабушкиной шляпке с плотной двойной горошковой вуалью на милом лице; такие вуали, маскирующие кожные дефекты и придающие даже самому заурядному лицу шарм таинственности, давно не делают, а жаль, многие страдалицы чувствовали бы себя увереннее и на косметике бы экономили. (Оживление в зале среди женщин и девушек).
Сидела, как мышка, в уголке, тихо-тихо, но когда я начал читать свое, принялась хихикать, хихикала все громче и громче, и во второй половине вечера звонкий хохот ее уже был самым слышным во всей хохочущей компании. Когда я закончил чтение, Ася, все еще хохоча, быстро вскочила и, ни словечка ни произнеся, убежала. Я это заметил, встревожился: а вдруг, думаю, после такой бурной эмоциональной разрядки наступит обратная реакция. Домой придет, шляпку снимет, себя увидит — и…
Через три дня утром ко мне на прием с огромной охапкой роз и бутылкой отменного коньяка является цветущая молодая особа. Я сперва ее не узнал.
— Доктор, спасибо. Не знаю, как вас благодарить. Вы меня вылечили.
Это была она, Ася, но поверить своим глазам я не мог. Совершенно чистая, детски свежая кожа. Полное излечение. Такое могло присниться только во сне. О подобных случаях чудесного исцеления — иконами, освященными водами, святыми мощами — рассказываются легенды, которым я никогда не верил. И вот пожалуйста. И это сделал я сам… Ну уж нет, — тут же стукнуло в голову, — это сделал не ты. Это сделал юмор. Это сделал смех и подъем настроения. Это сделала ее собственная душа. Ты только нечаянно вы-пустил ее из тюрьмы, сбил замок… После этого случая я и понял, какой отраслью медицины мне надлежит заниматься. (Аплодисменты.)
Той же, какой занялся в итоге наш веселый предшественник доктор Франсуа Рабле, до того много времени и сил отдавший пилюлям, примочкам, клистирам, слабительным, рвотным и мочегонным, успевший побыть и монахом, и приходским священником…
На медицинском факультете, где Рабле учился, а потом и преподавал, смех был в особом почете как универсальное лечебное средство, считался гиппократовой панацеей. Самые знаменитые из факультетских медиков писали серьезные трактаты по теории смехолечения и рекомендовали пациентам смеяться не реже пяти раз в день, пока не выступят слезы и не отойдут ветры. (Кто-то из сидящих в зале студентов то ли громко изобразил, то ли вправду выпустил ветры. Шум, смех, шиканье.)… Ну да, вот примерно так. (Хохот.) А соединить теорию с практикой лучше всех удалось смехолекарю Франсуа Рабле; смехопрепарат, им созданный, — роман «Гаргантюа и Пантагрюэль», хорошо действует и до сих пор.
Вопрос с места. — Вы потом общались с Асей? Рецидива у нее не было?
Ю — Общались. Долго не было рецидива. Все функции организма, до того разлаженные, пришли в норму. Через несколько лет, после тяжелых неприятностей, рецидив наступил. Ася опять обратилась ко мне, и снова удалось ей помочь, хоть и не так быстро, как в первый раз, тем же способом с некоторыми нюансами. В это время я уже оставил медицину, писателем стал. Но почему бы не помочь человеку, если это выходит само…
Вопрос с места. — Можно ли объяснить это чудо с научных позиций?
Ю — Коллега это объяснит лучше меня.
Я — Чуда тут не было, все закономерно. О случаях исцеления тяжких болезней комическими атаками сообщали с древнейших времен, их засвидетельствовал и только что упомянутый отец медицины, величайший врач древности Гиппократ…
Ю (перебивая меня) — Тот самый Гиппократ, которого граждане города Абдеры, считавшегося в древней Греции городом дураков, пригласили для психиатрического освидетельствования Демокрита, автора «Миростроя», праотца современной физики, химии и космологии. Демокрит уединялся на кладбищах и целыми днями на разные лады громко смеялся, за что был заподозрен согражданами в сумасшествии. Побеседовав с Демокритом, Гиппократ объявил его совершенно здоровым, а Демокритов смех — средством и показателем здоровья.
Я — Кожа — экран настроения и состояния организма. На кожных болезнях всего нагляднее проявляется сила внушения, меняющего и психологический настрой, и внутреннюю среду, химию тела. Древняя практика сведения бородавок и струпьев магическими заговорами, исцеление тяжелых кожных поражений гипнозом, быстрое рассасывание рубцов — все это реальные факты, и впечатляют именно потому, что видны воочию.
(Обращаясь к Ю) В случае с Асей твоя комическая атака, очевидно, произвела могучую эндорфиновую бомбежку организма — то, что Демокрит делал в порядке самообслуживания. Эндорфины — вещества хорошего настроения, естественные наркотики, вырабатываемые мозгом и телом. Похоже, в Асином случае эти внутренние доктора, выработка которых блокировалась болезнью, под действием смеха вырвались на свободу, и включили другую, дотоле подавленную генопрограмму здоровья.
Вопрос с места. — А другие случаи исцеления смехом у вас были?
Ю — Бывали, да, мне о них рассказывали… Но вот главное: сам я ни в тот первый раз, ни потом цели излечить кого-либо юмором и смехом не ставил. Такая заданность все сгубила бы на корню. Оздоровление — побочное действие смеха, вроде того, как человек — побочный продукт любви. (Смех, но смеявшиеся вряд ли знали, что автор этой общеизвестной шуточки — именно Доктор Ю.)
Ключевые слова: Здоровье, Исцеление, Кожа, Юмор
Упоминание имен: Франсуа Рабле
Поделиться в социальных сетях
Вы можете сказать "спасибо" проекту здесь
|
