Исповедь Негипнотизера
из ответов корреспонденту газеты “МН”
1 2 3
4 5
6 7
все интервью (60k) >>
У врат тайны: первая любовь, первая нелюбимость
– Что значит в жизни человека первая любовь и первый взрыв
сексуальности? А в вашей жизни?..
– Поначалу каждый думает о себе, что он – исключение, единственное исключение
из всеобщего правила – во всех отношениях. Так думает малый ребенок и
так думает взрослый – по крайней мере, в отношении к смерти…
Это естественно, потому что у всех почти нулевая или мифическая информация
о душевной жизни других, да и о своей собственной, если иметь в виду подсознание.
Каждый одинок в своих трудностя. Конечно, и я был таким же. И остаюсь…
Еще будучи маленьким мальчиком, я впервые влюбился, влюбился страстно,
беспомощно.
Первая любовь оставляет глубочайший отпечаток и часто оказывает решающее
влияние на всю дальнейшую любовную, и не только любовную жизнь. У меня
эта любовь не была счастливой, в меня запало неизгладимое болевое ощущение,
что меня не любят и что я не достоин любви. Оно мне всю жизнь сопутствует,
всю жизнь я жажду любви, жажду неизмеримо больше, чем нужно человеку на
жизнь... Даже когда меня любили, я этому не верил, не верил чувством.
Тоска душевного одиночества, ненависть к себе, зависть и ревность посещали
меня очень часто.
К рассказу об этом я вернусь, а сейчас замечу,что первая любовь и пробуждение
сексуальности, к сожалению, очень часто не совпадают и не имеют друг к
другу ни малейшего отношения. Именно так у меня и было.
Я из числа тех, в ком сексуальность проснулась очень рано и бурно. А
рос я в то время. когда на вопросы секса было наложено жесткое, ханжеское
табу. Все мои детские попытки что-то узнать об этом, разведать, тем паче
изведать – наталкивались на яростное, непонятное сопротивление взрослых.
Однажды я привел домой девочку поиграть, мне было пять лет, ничего ТАКОГО
я не имел в виду и не мог иметь. И вдруг родители, вошедшие в комнату,
сделали вытянутые лица, возвели очи к потолку и сказали “Ах!.. Девочку
привел.” .” В этом “Ах” было изумление, настороженность, подозрительность,
почти ужас..Я ничего не понял, но почувствовал, что есть какая-то особая
разница: девочка или мальчик, какая-то скрываемая и, кажется, постыдная,
а быть может, и сладкая тайна.
Эх, взрослые, взрослые!.. Сами наводите тень на плетень. Детям ведь,
чтобы почувствовать, что дело нечисто, много не нужно, они все ловят из
воздуха.
Так из поколения в поколение передаются всевозможные душевные и умственные
кривизны. В историческом времени кривизны эти движутся по закону маятника,
по синусоиде: у одного поколения (или целого ряда) – криво в одну сторону,
у другого – в противоположную. Равновесие – штука трудная, долгая...
Я умел читать с четырех лет, с этого же возраста увлекся животными и
очень любил рисовать их. Отличаясь фотографической памятью, я с самого
начала рисовал все живо и натурально, во всех деталях, для меня очень
важно было полное соответствие действительности. Однажды, читая большой
том Брэма “Жизнь животных”, я пририсовал ко всем животным, изображенным
там на картинках, огромные половые органы... И в простоте душевной показал
с гордостью родителям: “Вот, я нарисовал как правильно! Как в жизни...”
За мою художническую честность мне дико влетело, отец выпорол ремнем.
Столь убедительное внушение иного навсегда бы отвратило от натуралистического
жанра, но я оказался крепким орешком. Во втором классе я развлекал одноклассников
рисованием порнографических открыток, чем завоевал у них большой авторитет
и звание Профессора. Меня чуть не вышибли из школы, снизили до предела
оценку по поведению, классная руководительница записала в журнал и в мой
табель страшные слова, почти приговор: ”Разлагает класс.”
Уже к семи годам все мое существо жаждало познать тайну пола. А взрослые
совершенно не понимали, да и не видели почти, что со мной происходит.
Так было всегда и со всеми, вовеки и присно: взрослые забывают свое детское
состояние, отвращаются от своей изначальной сущности, хотя она продолжает
в них жить. И почти ничего не видят и не понимают в своих детях, и отрицают
самих себя…
Взрослые совершенно не понимали, что со мной происходит, для них это
было злостной и непонятной испорченностью. Они забыли себя... Уже к семи
годам живой, любопытный ребенок, если его не держат в пробирке, жаждет
познать тайну пола. А самые темпераментные приобщаются...
...Летом, между моим первым и вторым классом, мы жили с мамой в одной
украинской деревеньке. Я быстро сдружился с местными ребятишками, уже
через пару недель говорил по украински. Большой оравой, без взрослых,
ходили в лес, в душистое гречишное поле, бегали и на мелкую тамошнюю речушку
под названьем Говнянка...
То лето было необычайно жарким. Ребята купались голыми, девчонки с мальчишками.
Веселились, резвились. Никто ни к чьей наготе особого интереса не проявлял...
Но раз я заметил странную вещь, произошедшую с соседским мальчишкой Толькой,
Толяном, как его называли. Он был года на полтора старше меня, но не крупнее
и послабей. Я его учил говорить по русски, он меня по украински...
Так вот, сидим мы с этим Толяном рядом на бережку Говнянки, согреваясь
после ныряний, и наблюдаем со смехом, как остальные орут, прыгают и визжат
в воде. Громче всех визжала одна из девчонок, которую то и дело “топили,”
ей это нравилось. Оглушительная визгунья... И вдруг – смотрю, Толян как-то
вдруг стих, перестал смеяться... и очень серьезно, очень внимательно начал
вглядываться – куда-то туда, откуда шел визг... Что это с ним?.. Между
ног у него что-то вырастает – ого, интересно... (Я никогда раньше не видел
ни у кого эрекции, а на свои внимания не обращал.) Толян внезапно бросается
в воду, в эту общую веселую кучу... Что там дальше происходило, я не уловил.
А через несколько дней то же самое случилось со мной, уже не на речке...
Тот же Толян жарким полднем приплелся ко мне домой с видом довольно скучным
и пригласил: “Пидем до лису”. Лес начинался сразу за домом, почему не
сходить. Пошли. Вдруг по пути Толян словно вспомнил что-то. Останавливается
и говорит с вяловатым оживлением (я перевожу это на русский, хотя основные
слова в данном сюжете в обоих языках совпадают): –“Пошли Надьку захватим
е..ть.” – “ Чего?” – я не понял. – “ Е..ть.”– “А это что?” – “Не знаешь?..
Я тебе покажу. Это во... я первый, потом ты... Ты не бойся, у нее п....
разъ...ная”.
Я опять не понял, но мне стало любопытно и... страшновато – какое-то
замирание...
(Вижу по вашей реакции – откровенность моего рассказа может кого-то смутить
или возмутить. А ведь я рассказываю на своем примере об общезначимых и
типичных событиях детской жизни... Поверьте, эта откровенность еще очень
далека от исчерпывающей.)
Мы завернули за Надькой, той самой визгушкой, и пока шли к ней, Толян
еще несколько раз, успокаивая меня, повторил свою последнюю фразу.
Надьке было, кажется, лет всего около шести, русоголовая, худенькая,
мордашка незапоминающаяся... Она охотно с нами пошла, и по дороге Толян
начал ей предлагать – так, как предлагают уже знающей. –”Надь, давай по....ся.”
Надька отнекивалась. –“ Не... да ну... зачем... не хочу.” Толян настаивал,
повторяя самый убедительный, с его точки зрения, довод: –”Тебе что, письку
жалко?”
И вот мы добрались до укромной благоухающей тенистой полянки между берез,
сосен и каких-то цветущих кустов. Надька останавливается около кустика
и, ухватившись за веточку, молча, спокойно глядит на нас, то на одного,
то на другого... Толян говорит мне: –”Ты это... отойди немного... и смотри.
Я буду первый. А ты смотри. Потом ты... По сторонам смотри, чтобы не увидал
кто...”
Обращаясь к Надьке, деловито: –”Ты как, встояка?”–”Ага”, – говорит Надька.
Снимает трусики, поднимает сарафанчик и расставляет слегка ножки.
Я отхожу шага на четыре. Толян, озираясь, торопливо приступает... Отчетливо
помню – я ведь глядел очень и очень внимательно – что на этот раз никакой
эрекции у него не было, он возился напрасно. Надька стоит равнодушно,
чуть отвернув в сторону голову...” Ну чего... все?..”
Толян прекращает потуги и безо всякого огорчения говорит мне: “У меня
... сегодня не встал. Давай ты, может у тебя...”
Пригласительно отходит. Надька стоит на месте как и стояла. И вдруг...
дикое волнение... сердце вот-вот выскочит, задыхаюсь, почти теряю сознание...
Ничего не успело произойти – послышался какой-то шум, треск, голоса –
нас спугнули, дальше не помню...
Женщиной я впервые овладел только через пять лет – двенадцатилетним –
тоже по тем, да и по нынешним временам рановато, но ничего страшного.
И не хочется больше об этом, лучше вспомним о любви...
Мой рок, моя несчастливость, мое одиночество надвинулись на меня уже
в восемь лет.
Та, самая первая девочка, в которую я был горячо влюблен, не любила меня,
была совершенно ко мне равнодушна. И тогда же, вместе с этой первой любовью(это
было в восемь лет), я пережил острое ощущение своей некрасивости, неполноценности...
Я в то время тяжело болел коклюшем... Когда меня побрили наголо, и отражение
в зеркале говорило мне: “Урод ты какой-то”, я вдруг влюбился. Ее звали
Гулька. Мы познакомились на даче, случайно попали в одну детскую компанию.
Но она предпочла других мальчиков. На площадке, где играли все дети, она
все время старалась быть с двумя другими, более симпатичными и ладными
ребятишками. Смотря на все это, я вдруг ужасно заревновал и, не помня
себя ... ударил эту девочку! Я сам от себя этого не ожидал. Она заплакала.
Все меня испугались и разбежались. Я внезапно остался один. Навсегда запомнился
этот миг. С ревом убегающая девочка – Гулька, ребята, с ужасом посмотревшие
на меня, как на сумасшедшего...
Все. Я – один. И я совершил преступление. Я девочку ударил!
Совершенно подавленный, я поплелся домой. Любовь, жалость к Гульке, ужас
вины, раскаяние – все смешалось во мне, и впервые возникла мысль – покончить
с собой. Я не спал всю ночь, писал ей письмо, нарисовал кораблик... Там
были строчки, полные отчаяния, мольбы о прощении, признания в любви. Я
объяснял, что все случилось потому, что “я очень тебя люблю” – она ведь
ни о чем не подозревала!
Под утро я, набравшись храбрости, положил письмо к двери ее дома. И только
я успел спрятаться, пошел сильнющий дождь – все мое послание размыло.
А я все сидел в укрытии и ждал, когда же она выйдет и прочтет...
Она вышла, какие-то две подружки прибежали. Они посмотрели на этот размякший
листок, ничего не поняли и порвали. Все.
Я так и не признался ей.
Гульку я очень-очень хорошо помню, это была веселенькая, беззащитная,
рыженькая, веснушчатая девчоночка, такая наивная резвушечка-хохотушечка,
на год младше меня.
Я безумно ее любил. Потом долго искал... Помню, она говорила, что живет
на Новой Басманной. Но больше я ее не встретил, а любовь жива до сих пор.
Единственным утешением в моей первой несчастной любви было то, что, как
оказалось, любил мою девочку так несчастно не я один... Я узнал об этом,
когда она и остальные ребята к концу каникул разъехались, и мы остались
вдвоем с одним местным мальчишкой, который тоже играл в нашей компании.
Как-то мы вдвоем коротали вечер и заговорили о том, кто кого любит. Я
признался, что люблю одну девочку. Он сказал, что тоже любит девчонку
и спросил: “А ты угадаешь, кого я люблю?..”
И тут мы посмотрели друг на друга и в один голос воскликнули :”Маленькую
Гульку!”
Я не могу вам описать это чувство душевного облегчения! Мы ощутили, что
мы – товарищи по несчастью... или по счастью... Наверное, только в детстве
такое возможно – не соперничество, а наоборот. Может быть потому, что
предмет любви – удалился в недосягаемость? Горькое утешение?.. Может быть,
мы перенесли эту любовь друг на друга, не знаю... Дружба наша была короткой
и дивной – глоток волшебного эликсира: мы оба вылечились от тоски и снова
стали обыкновенными озорниками.
Ни эта моя любовь, ни последующие две, не менее страстные и несчастные,
не имели никакого касательства к сексу, бушевавшему во мне совершенно
отдельно, как бы в другой, параллельной жизни. К полу – бесспорное, полное,
а вот к сексу, к похоти – ни малейшего.
Слияние разных уровней человеческого Существа – тела и души – великое
таинство, без благоволения Свыше оно может и не состояться...
1 2 3
4 5
6 7
все интервью (60k) >>
|
